top of page

"...Однажды ве­чером я застал Наташу за нашим семейным альбомом. Она медленно переворачивала тол­стые листы белого картона и вдруг остановилась.

Когда ваша жена ни с того ни с сего берется за старые фотографии, не знаю, как вы, но я всегда испытываю чувство тревоги. Тоскует? Недовольна чем-либо? Печалится о несбывшемся? Вспоминает уходящую молодость?

Заглянув через плечо Наташи, я увидел фото­графию, на которой остановился ее взгляд, — 1972 год. Мое возвращение из олимпийского Мюн­хена. Встреча в старом аэропорту, который тогда был в самом центре Красноярска. Нас задержали на первой ступеньке трапа, чтобы надеть почетные ленты. В суматохе перепутали их. На моей оказа­лись слова: «Тренер олимпийского чемпиона», а на той, что досталась моему тренеру, — «Олимпийский чемпион». Все пространство у самолета и даже за оградой аэропорта было заполнено людьми. Они что-то кричали нам, бросали цветы, и, похоже, не только мы, но и эти люди не разобрались в наших лентах. А я знал, что где-то в этой толпе — Наташа, но никак не мог найти ее взглядом. Встретились мы только часа три спустя...

Я вспомнил тот мой прилет и все, что случилось до него а Мюнхене, так ярко, так подробно, словно это было вчера, а не 26 лет назад. Удивился, как быстро пролетело время, и вдруг подумал: «По­ловина из твоих 48 лет была отдана тому, чтобы в памяти людей ты остался непревзойденным бор­цом. А вторую половину ты только тем и занимался, что стремился воспитать спортсмена, который пре­взошел бы тебя и тем самым перечеркнул все, что ты сделал тогда в Мюнхене, на Олимпийских играх. Не странно ли это?»

Появившись, эта мысль настолько поразила меня, что я ни о чем не стал расспрашивать жену, а ушел к себе в комнату.

Кем, когда и зачем именно так, а не иначе была запрограммирована моя жизнь, думал я в тот вечер. И вспоминал другие фотографии — черно-белые и цветные, запрессованные прозрачной пленкой в на­ших семейных альбомах. На многих из них я со спортсменами и тренерами, известными бизнесме­нами и политическими деятелями... Предвещало ли что-либо в моем детстве, в моей родной Сизой, что я буду знаком с этими людьми, а с некоторыми мы даже станем друзьями?

Сегодняшние городские мальчишки только лет до десяти мечтают быть шоферами, а у нас в Сизой пацаны и в шестнадцать рвались к баранке. Госпо­ди, как я сопротивлялся, когда меня пытались отлу­чить от нее. Но ведь случилось: вдруг в моей жизни появляется крепенький, черноволосый и круглоли­цый человек и представляется тренером по вольной борьбе...

Случайность? Конечно! Пришел человек по­смотреть футбольный матч ничем не знаменитых команд и вдруг увидел рыжего худого верзилу вратаря, который, впрочем, время от времени брал абсолютно мертвые мячи. Увидел и что-то угадал в нем. Прошли годы, прежде чем я понял, что и его приход на матч, и все, что последовало за этим, — цепь закономерностей. Цепь, начало которой, мо­жет быть, за тысячи километров от Абаканского стадиона с его скверным полем и шатающимися воротами — в небольшой грузинской деревушке Чалаубани, что в солнечной Кахетии. А может, начало еще раньше. Но в таком случае — где?

В тот вечер я впервые почувствовал острое, как приступ радикулита, желание разобраться в своей жизни. В самом себе..."

bottom of page